Семья моей бабушки до переезда в город Оренбург в 1949 году проживала в селе Каменка Сакмарского района. Глава семьи, Иван Федорович Даладов, а также старший сын Василий Иванович принимали участие в Великой Отечественной войне. Их имена размещены на обелиске Победы в Каменке под словами «За наше мужество и стойкость не упрекнут потомки нас».
Разбирая семейный архив, наткнулась на перепечатанные рукописи Василия Ивановича. Привожу в статье одну из них без изменений.
«18 августа 1944 года при возведении переправы через реку Неман взвод 22-х летнего лейтенанта В.И. Даладова переправился по временному мосту на западную сторону реки Неман и занял ОП (опорную позицию) метрах двухстах от строящегося моста, рядом с деревней на небольшой возвышенности. Такие же ОП были размещены со всех сторон от моста.
Немцы знали о строительстве моста и потому с остервенением старались его разбить в самом зародыше. Они понимали, если через него пойдут танки, то им уже не удержаться на тех рубежах, на которых они остановили наши наступающие войска. На прикрытие этой переправы была собрана вся дивизия и плюс еще какие-то отдельные зенитные средства – так, что огня было много.
Окопались, обживаться начали, и уже в этот день пришли юнкерсы (немецкие бомбардировщики). Стреляли всей ротой дружно и так, что сбили одного юнкерса, а вот ротный оформить не сумел.
Стояли прямо на окраине деревни Неманоицы (Белоруссия). Река Неман – в 100 метрах, через небольшой лесок. Река хорошая и глубокая. Только пользоваться ей времени не хватало, потому что уже со следующего дня приходилось по-настоящему воевать, ведь в день приходили Юнкерсы-87 – раз по 5-6 и в количестве от 30 до 90 штук. Налетят, как грачи, все небо закрыто, где самолеты, где разрывы зенитных снарядов. В общем, как говорят, небо в овчинку казалось. Такие карусели устраивали. А погода как по заказу – чистое небо, солнце светит весь день. В общем, летная погода. Драка была – кто кого, или мы их, или они мост, да и нам понемногу.
Так как деревня оказалась вблизи переправы и дела шли очень напряженно, то население решило уйти из деревни и расположилось в небольшом лесочке, в логу, в километре от деревни. Ну ведь они население гражданское, с детьми, скотиной и т.д., белье стирают, все развесили, никакой маскировки, никаких щелей для укрытия – все на открытом воздухе. Вот немцы и решили всю свою злобу за то, что их не пускают к переправе, отомстить на этом мирном населении. В один из своих налетов целая тридцатка свалила весь свой груз бомб на этих людей, а ведь у каждого Юнкерса-87 по три бомбы. Это 90 бомб. Крик, вопли. Большинство погибли. Тот, кто остался в живых как обезумевшие метались в этом районе. Вот как зверствовали немецкие ассы. Тому, кто остался, оказали необходимую помощь и убрали оттуда, но таких было очень мало.
На этом месте мы простояли в общей сложности двенадцать дней, бомбили ежедневно и по многу, но ни одна бомба в переправу не попала и даже близко не взорвалась – как не рвались немцы. Зенитчики крепко свои дела делали и не допускали врага к переправе, хоть и потери несли приличные. Ведь было и так – приходят девяносто штук бомбардировщиков и разделяются: штук шестьдесят идут на переправу, а остальные начинают зенитчиков бомбить – знают, что на два фронта драться зенитчикам труднее, а то зайдут со стороны солнца и попробуй, поймай их в прицел.
Было и так: один на большой высоте, а другие на малой подкрадываются, чего только тут не насмотрелись. Особенно нам, пулеметчикам, лихо было, ведь почти на переправе стояли, как не разбрасываются юнкерсы бомбами, а все ближе к переправе стремятся бросить. Значит, нам хоть пилотку подставляй, чтоб поймать ее, но она окаянная взрывается – пилоткой не поймаешь.
Но и юнкерсы понимали, что пулеметчики им особенно мешают. Ведь они, прорвавшись через зенитное ограждение, уже становились на боевой курс, а тут им навстречу шестнадцать огненных струй идут. В этот момент летчик уже не имеет возможности маневрировать – бомба уйдет не туда, куда целит. Но ведь летчик тоже человек, и, когда видит, как на него идут огненные струи, нервы не выдерживают, меняет курс и бросает бомбы куда попало. Вот поэтому частенько специально для нас выделяли партию самолетов, чтобы задавить наш огонь. Но и мы ведь жить хотели – отстреливались во всю мощь. Немцы теряли после каждого полета один, два, а то и более самолетов, но рвались с яростью одержимых, наверное, их тоже подгонял страх того, что пойдут танки через переправу и им придется отступать, а Германия уже близко.
В общем, местечко досталось такое, где было всего вдоволь и трагедий, и страху, и печалей, даже смешного.
В один из налетов, когда часть юнкерсов пошла на нас. Я был в одном из окопов, смотрю, один наводчик (тот который недавно на другом ОП при тревоге «Воздух!» плюхнулся на землю и головой ударился о металлический стержень, торчащий из телеграфного столба, получил серьезную травму) стреляет, даже не наблюдая через прицел, голову склонил и давит на гашетки лишь бы ствол в направлении самолетов был направлен.
Пришлось его оттолкнуть, отобрать пулемет и самому встать за рукоятки. Быстро поймал в прицел самолет – сразу вижу, он увеличивается в прицеле, только кружком фюзеляжа и размахом крыльев, хвоста совершенно не видно – значит идет на меня. В мозгу промелькнуло – это мой!
Сразу открыл огонь, в перерыве увидел, как от самолета оторвались три точечки – три бомбы, идут также увеличивающимися точками, сразу сообразил – все мои! Но продолжал огонь по самолету, который с трудом выходил из пике.
Потом страшный взрыв, пыль, дым, пулемет из рук вырвало. Только и подумал – цел, или уже нет. Потому, стало для меня тихо и всего песком засыпало – во рту хрустит, глаза не открыть. Потом потихоньку начал слышать – грохот взрывов, трескотню пулеметов и вздрагивание земли. Понял, что живой – просто оглушило, и почему-то лежу на дне окопа.
Потом все стихло, стало рассеиваться облако пыли и дыма, ощутил, что я даже в состоянии двигаться и соображать. Поднялся, встряхнул песок и пыль из волос, проплевался, протер глаза и ощупал себя – всё на месте, значит, меня швырнуло взрывной волной, различил, что пулемет лежит на боку и под ним наводчик. Со злости поддал пинка наводчику – вставай, трус несчастный. Он заскулил, мол, простите, товарищ лейтенант, так страшно было.
Поднял пулемет – прицел разбит, патронная коробка пробита и помята так, что только выбросить осталось, ствол поврежден – в общем, отвоевался пулемет – правда, починили его быстренько и еще долго он воевал.
Когда чуть успокоилось, посмотрел наружу, а там три воронки – впереди и по бокам. Кромки воронок не дошли до окопа метра на полтора. В общем, бомбы легли очень культурно – чуть рассеялись. Если бы летчик еще чуть-чуть пониже опустился, то рассеивание было бы куда меньше и тогда бы они втроем вывернули бы меня из окопа вместе с пулеметом.
Но ведь летчик тоже не выдержал огня в свой лоб и отвернул чуть раньше. Выходит, не выдержали у него нервы, а целил он очень точно.
Вот и еще раз костлявая прошла рядом, только ветерком от нее подуло, да так сильно подуло, что пулемет свалило и меня на дно окопа швырнуло. Ну коль прошла мимо, нужно посмотреть, как у других. Обежал свой взвод – люди в норме, кто оглох, кто глаза не прочистит и только всего, да пулемет еще один без ствола, вернее без его верхней части остался – сбило».
Вот такие эпизоды, наблюдения, переживания выпали на долю молодого лейтенанта. 14 января 1945 году Василий Иванович был ранен, но после выбытия из госпиталя продолжил боевой путь.
Василий Иванович Даладов был многократно награжден: медалью «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг», орденом Красной Звезды, медалью «За освобождение Варшавы», медалью за «Боевые заслуги», орденом Отечественной войны I степени.
Татьяна Киржаева, село Сакмара
